"ЕЖ": Когда мы только опубликовали Валино письмо, у многих возникло подозрение, что оно подделано или написано под диктовку журналистов: мол, слишком гладко, девочка без образования не может так писать. Но ведь Валя писала письмо, уже будучи у вас в приюте, так что все происходило на ваших глазах. Что скажете?

С.П.: Валино образование действительно не соответствует возрасту, поскольку монастырь не отправлял детей в школу и всем оформили экстернат, но она, знаете, в каком-то смысле образец резильентности, есть такой термин, который обозначает жизнестойкость и жизнеспособность. Даже в условиях ограниченной информации, и не только — дети были ограничены и в еде, и в сне плюс тяжелый физический труд, бессмысленное повторение ритуалов, ни от души ни от сердца, — она сохранила высокий уровень интеллекта. Она много читала русской классики, Толстого, Лескова, и у нее очень развитой язык и развитой понятийный аппарат, она хорошо рассказывает, ее приятно слушать. Так что письмо писала она сама, у нас сохранились ее черновики, первый вариант, второй вариант. Помощь единственно заключалась в том, что мы обсуждали с ней, как устроен мир — кто у нас в стране главный, кто детей защищает и так далее.

— А как Валя контактирует с другими детьми?

— Ей это, конечно, трудновато, поскольку ребята взрослели в очень разных условиях. Но за счет своей резильентности она правильно воспринимает эти трудности. Если ребенок с менее развитыми способностями к пониманию происходящего будет реагировать на трудности в отношениях агрессией или пониженным настроением, то она, в общем-то, неплохо справляется.

— А вы не пробовали как-то сноситься с обителью, поговорить с настоятельницей?

— Я до сих пор никогда не сталкивался с церковными проблемами, но когда Валя к нам попала, волей-неволей посмотрел информацию в прессе об этом монастыре и пришел к выводу, что обсуждать с ними нечего — психология этих людей понятна, я же все-таки психиатр.

— Вообще это первый случай в вашем детском доме, когда к вам попадает ребенок из церковного приюта?

— Да, первый.

— Как, по-вашему, можно было бы законно разрешить эту ситуацию?

— Во-первых, она возникла в нарушение всех законов. Когда детей передают под опеку или попечительство другому человеку, то всегда указывают в постановлении причину и сроки. Причины могут быть разные: одно дело, когда ребенок сирота и у него нет никакой другой возможности устроиться, а в этом случае мама Вали написала некое завещание об устройстве девочек в монастырь. Но, извините, ребенок — не вещь, чтобы его по завещанию передавать. Органы опеки обязаны были исследовать другие возможности устройства детей — искать родственников, например, у них есть родственники в Ростовской области. Далее, когда ребенок передается под опеку или попечительство, выясняются материальные возможности опекуна или попечителя содержать детей. А в Боголюбском монастыре все дети оформлены на одну его жительницу — я не хочу называть этих женщин монахинями, потому что человек, который посвящает свою жизнь Богу, таким образом себя не ведет. Должны быть выяснены условия проживания детей, а эта женщина прописана по адресу монастыря. Значит, у нее своего жилья нет. Получается, что у детей вообще нет никакой гарантии устройства жизни: они по формальному признаку закреплены за людьми, у которых нет никакого источника дохода и нет своего жилья. Им не оформляются паспорта, не оформляются полисы медицинского страхования.

— Так насельницы Боголюбского монастыря и сами не имеют паспортов — они же ярые противницы новых российских паспортов и отказались их получать. В 2002-2003 годах у архимандрита Петра был серьезный конфликт по этому поводу с правящим архиереем, его даже запрещали в служении, но потом простили.Думаю, все дети и оформлены на одну женщину именно потому, что у других нет паспортов.

— У каждого может быть свой бзик в голове — это его личное дело, но ты к другим людям-то не лезь со своими бзиками. Зачем нарушать права других граждан? Вот когда человек вырастет и сможет сделать самостоятельный выбор, пусть он его сделает. А этих детей фактически лишили возможности выбора, лишили возможности выстроить самостоятельно свою жизнь. Их растят в условиях, когда они лишены информации об окружающей действительности, им навязывается примитивная точка зрения на мир, которая изложена в проповедях и книжках гражданина Кучера, который якобы является духовником этих женщин. Естественно, когда в течение многих лет формируется ограниченное представление об окружающем мире, то дети дизориентированы. Это дополняется лишением документов, по закону полагающихся каждому гражданину, и ко всему они не могут получить жилье в соответствии с законом — то есть дети бесправны по всем статьям. Еще одна бывшая воспитанница монастыря, из Ростовской области — монахини сами отдали ее родителям, потому что не могли справиться, — до сих пор не может адаптироваться к жизни: у нее страхи, она боится окружающего мира, боится получать паспорт. Страхи все иррациональные, они ничем не обоснованы. Фактически это воспитание в кавычках приводит к тому, что дети социально дезадаптированы, они не могут быть полноценными членами общества, а могут существовать только в каких-то специфически созданных условиях — они духовные рабы.

— Как вам кажется, почему в монастыре так цепляются за Валю, она же уже во второй раз бежит, в первый раз ее вернули, почему они не хотят ее отпустить?

— Представьте себе, что есть группа людей с какими-то своими личностными проблемами, которые сбились в некую стаю и для решения своих личностных проблем организовали такую систему — это необходимо для их самоутверждения. Да, у нас много людей, как мама Вали, они социально не устроены, у них проблемы в отношениях с родственниками, у них проблемы с трудоустройством, с воспитанием детей. Но вместо того чтобы оказать реальную помощь этим людям — психологическую, социальную, трудоустроить их, попытаться адаптировать в этом мире, — некоторые используют их психологическую слабость в своих корыстных целях, привязывая их к себе. Тем самым они самоутверждаются, повышают свою самооценку за счет снижения самооценки других: Валя рассказывает, что в монастыре им постоянно объясняли, какие они плохие. Но это ситуация характерна не только для монастыря, мы можем видеть это сплошь и рядом, начиная с любого закрытого коллектива, будь то кадетский корпус, армия, часто даже трудовой коллектив. Это нередкая ситуация в человеческих взаимоотношениях, осложненных социальным неустройством.

— Известно, что руководитель вашего фонда, Олег Зыков, большой сторонник ювенальной юстиции. Могла бы ювенальная юстиция в этом случае помочь успешнее разрулить ситуацию?

— Смысл ювенальной юстиции в том, что для решения сложных жизненных проблем несовершеннолетних существуют специализированные судебные процедуры. Задача этих процедур — максимально учесть особенности личности ребенка и его окружения. Там не может быть такого примитивного способа принятия решений, как в данном случае: по сестрам Перовым было одно постановление главы администрации — как редиску на рынке, всех троих передать настоятельнице монастыря, и точка. Так не должно быть, такие решения должны приниматься только после тщательного изучения всех обстоятельств. Начиная с каких-то материальных вещей и кончая особенностями психики, поведения, здоровья детей и т.д. А когда это не учитывается, получаются вот такие неприятности. Валя Перова не единственный случай. Мы знаем, что в этом монастыре незаконно удерживается гражданка Украины, которая потеряла здоровье и стала инвалидом от тамошней тяжелой работы, удерживается совершеннолетняя дочь Теленковых, которая страдает тяжелым заболеванием, и фактически люди, которые представляются монахинями, препятствуют ей в получении медицинской помощи, что является преступлением не только перед Богом и своей совестью, но и перед гражданской властью.

— Известно, что существующее российское законодательство по части детских домов, в том числе церковных, крайне зыбко, там сплошные лакуны, которые в большой степени и делают возможными такие случаи. Ювенальная юстиция у нас пока находится на начальной стадии развития. Так, может, стоит для начала усовершенствовать это законодательство, четко прописать, что такое государственный детский дом, что такое церковный приют, чтобы таких случаев не было.

— Конечно, стоит. Весь мир идет по пути совершенствования процедур. Французы, например, в 45-м тяжелом послевоенном году нашли возможность создать такую специализированную отрасль судопроизводства, как ювенальная юстиция. У канадцев в акте ювенальной юстиции расписаны все процедуры, буквально по часам, там нет места произволу чиновника и никакому другому произволу, у них четко расписаны все мероприятия, которые позволяют учесть особенности личности ребенка и все обстоятельства дела. Недавно я общался с французами, и меня поразил такой факт: в 1997 году законодательно было принято положение, которое требует допросы ребенка, пострадавшего от насилия, фиксировать на видео. Цель — чтобы ребенок не получал дополнительную травму при повторяющихся допросах. Еще один важный нюанс: когда ребенка постоянно переспрашивают, он воспринимает это как недоверие к своим словам и начинает менять показания. Чувствуете, каков уровень заботы о ребенке? Но сейчас этот порядок, видеозапись допроса, распространен и на взрослых. То есть ювенальная юстиция влияет не только на положение детей, но и способствует защите прав взрослых. Мне нравится лозунг, который придумали ювенальщики Ростовской области: "Права ребенка — твои права". Раньше мне казался правильным лозунг "Права ребенка выше всех прав", а теперь я склонен согласиться с ростовчанами. 

— Так что же будет с Валей?