Деревянные шедевры как старые люди: без внимания и ухода они погибают
Из всего мною виденного в путешествиях ярче всего врезалась в память одна двухчасовая прогулка — по цветущему лугу. Луг как луг, да на нем — рубленные избы, амбары, баньки... И ажурные невесомые церкви с тесаными маковками куполов. Так и стоит перед глазами дивная картина: стрижи рассекают бледно–голубое северное небо, в безмятежной глади Онеги плывут кучевые облака, в воздухе разлит сладкий дурман медового разнотравья, и всю эту июньскую благодать оттеняет благородная патина выветренного дерева сельских храмов. Неземная красота, навсегда пленившая душу. Кижи.
Размышления на пепелище Храмовое деревянное зодчество Русского Севера — больше чем архитектура. Это воплощение молитвенного образа православия. Редкостное по гармонии слияние совершенства архитектурных форм, пластических возможностей строительного материала — дерева и духовных устремлений зодчих. Так объяснил мне испытанное тогда волнение Юрий Беленький, московский архитектор–строитель и реставратор, с которым мы встретились в церкви Св. Петра в Риге накануне выставки "Беззащитные шедевры".
Выставку привез московский благотворительный Фонд поддержки памятников деревянного зодчества, российская реставрационная фирма "Карэнси" (собственно, она и придумала этот фонд для привлечения средств), а также Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы им. М.И. Рудомино, которая, пользуясь своими международными связями, активно продвигает значимые культурные проекты. Выставка уже побывала Москве, Великом Новгороде, Нижнем Новгороде, Санкт–Петербурге, Кириллове, подмосковной Истре, а теперь вот по приглашению директора Церкви св. Петра Марианны Озолини добралась и до Риги.
На цветных фотографиях запечатлены шедевры старинной архитектуры, которые на грани гибели или уже утрачены — из–за исторических потрясений, людского разгильдяйства или равнодушия. На некоторых фотограф успел схватить и сам трагический момент: церкви, охваченные пламенем. Еще стоят, но их минуты сочтены.
Это беда не только Русского Севера, где ежегодно один–два архитектурных памятника исчезают вместе с деревнями, из которых уходят люди. Деревянное зодчество всюду первая жертва урбанизации, легкая добыча вандалов и огня.
А искры — довольно одной В Москве новострои вытеснили последние малоэтажные деревянные кварталы в Сокольниках, Марьиной Роще, не говоря уже о поглощенных окрестных деревнях, снесены или готовятся под снос деревянные посады в старинных русских городах — Тобольске, Иркутске, Нижнем Новгороде, Архангельске, Вологде. Да и у нас в Юрмале, с ее прелестной дачной застройкой начала XX века и в Московском форштадте Риги, мещанской слободе начала прошлого века, тоже то и дело вспыхивают "случайные" пожары. Очень похоже, что новые застройщики таким способом "зачищают" местность под будущие особняки и элитные дома с пентхаузами.
Даже музеи под открытым небом не всегда гарантия сохранности хрупкого наследия. Пожар 2003 года от чьего–то окурка причинил огромный ущерб Латвийскому этнографическому музею. А уж во времена войн деревянные пригороды выгорают первыми. И не только пригороды. Церковь святого Петра в Риге с е самой высокой в Европе деревянной башней, в 1941 году вспыхнула как свечка от попавшего снаряда, полыхала три дня и рухнула на Старый город. Теперь ее шпиль держится на металлоконструкции и обшит медью. Да и в новейшие времена деревянные творения зодчих подвержены роковым случайностям — вспомним потрясший всю Москву пожар, охвативший в самом центре столицы здание Манежа. Из–за неисправной проводки сильно пострадал этот деревянный памятник классицизма начала XIX века, символ триумфа победы России в войне 1812 года, крупнейший выставочный центр страны.
А еще свою разрушительную лепту вносят и псевдо–реставраторы, "умельцы"–халтурщики, которые охотятся за выгодными заказами и хватаются за "реновацию" уникальных объектов, не имея ни малейшего представления о сберегающих технологиях. А ведь первая заповедь реставратора, та же, что и у врача: "Не навреди!" Кстати, и столь восхитившая меня многоярусная церковь Преображения в Кижах изнутри стянута стальными тросами. Так что говорить о полноценной реставрации этого мирового сокровища нельзя.
Предав славное прошлое, не жди светлого будущего Но главная беда, это поразительное пренебрежение современников материальной культурой предков. Равнодушно смотрим мы на покосившуюся, потемневшую от дождей и ветров постройку, не замечая ее художественных деталей, оригинальной конструкции, не понимая, что это образец старинного плотницкого мастерства, приемами которого сегодня уже почти никто и не владеет. Чего жалеть развалюху–то? На слом ее! И уходят в небытие последние подлинные свидетели народной жизни прошлых веков. Ведь даже фольклор не
сохраняется в неизменном виде, в произведение устного народного творчества живые исполнители, от поколения к поколению, вносят что–то свое. И только "застывшая музыка" — архитектурные творения могут пережить своих создателей на многие века в своем первоначальном облике. При условии — что их не предают забвению неблагодарные потомки. Ведь критический срок жизни деревянных строений, если их не подновлять, — 20–30 лет.
Увы, подавляющее большинство изумительных древних храмов Поморья, Карелии, Заонежья, которым нет аналогов в мировой архитектуре (многие являются самыми крупными деревянными постройками в Европе), в XX веке было заброшено и предано запустению. Пуще татарской орды пронеслась по здешних краям директива компартии на укрупнение поселков. Частично хозяйственные постройки из неперспективных деревень демонтировали и переносили на новые места, а вот церкви, часовни, колокольни бросали на произвол судьбы. Они гниют, рушатся, горят. После распада союза поруха только возросла. Теперь уже и "перспективные" селения перестали заботиться о "ненужных" храмах. А уж реставрируются из десятков особо ценных — единицы!
Если так пойдет дальше, то через пару десятков лет даже в музеи народного быта нечего будет перевозить.
Боль за "уходящую натуру" и заставила Юрия Беленького, потомственного строителя–конструктора, в середине 90–х оставить доходную работу на частных заказчиков и перейти в реставрационную фирму известнейшего архитектора, лауреата Государственной премии России Александра Владимировича Попова, который новаторски отреставрировал несколько церквей на Вологодчине, восстановил исторические (XII–XVII веков) технологии обработки дерева. А второй руководитель фирмы "Карэнси" Марина Васильевна Капустина, ведущий специалист по защите и консервации древесины, первой начала применять особый способ укрепления конструкций с помощью армирования металлом с эпоксидными смолами.
Неблагодарное дело Но в отличие от работы на частных клиентов, реставрация — дело неблагодарное.
— Православная церковь потеряла интерес к приходам, где нет прихожан. Бизнесмены предпочитают ставить новые церкви, а не восстанавливать старые. Законодательство не поощряет меценатов. У бедных муниципалитетов денег на такие работы нет, федеральные власти финансируют лишь объекты, занесенные в список ЮНЕСКО,— рассказывает Игорь Николаевич Шургин, старший научный сотрудник, эксперт фонда. Он, кстати, входит в пятерку самых авторитетных архитекторов–реставраторов России. — Но на весь Русский Север лишь одна только Преображенская церковь (1714 г.) в Кижах включена в реестр всемирного наследия ЮНЕСКО и известна за пределами России. Между тем, на Русском Севере каждый храм своеобразен. Хорошо, если область богатая, тогда средства на спасение культовых памятников выделяют губернаторы.
Деньги — мимо кассы
Из многих сотен (!) северных деревянных церквей к XXI веку уцелела лишь небольшая часть. Но и того с лихвой хватило бы, чтобы присвоить Поморью и Заонежью статус архитектурных заказников. Массовый туризм наверняка принес бы региону немалые средства. Но пока туристы, которых московские и питерские турфирмы привозят посмотреть, например, Кирилло–Белозерский монастырь, деньги оставляют туроператорам. Они даже обедают на своих теплоходах. В лучшем случае, купят на берегу пару сувениров. И в местный бюджет от них практически ничего не оседает.
Поэтому перед фирмой "Карэнси", которая объединила архитекторов, конструкторов, инженеров, плотников, столяров, кузнецов, стояла непростая задача — найти заказчиков и средства на восстановление жемчужин русской деревянной архитектуры.
Это удалось благодаря созданию Фонда поддержки памятников деревянного зодчества, поддержке фонда Сороса, института "Открытое общество", вологодского мэра и губернатора области. Очень помог и Музей Кирилло–Белозерского монастыря, который кровно заинтересован в помощи реставраторов — на его территории много старинных деревянных сооружений.
Плотник — профессия экзотическая Фирма "Карэнси" уже десять лет восстанавливает старину от Архангельска до Москвы. Ее профессионалы работают в широком диапазоне — от реставрации тронного места Ивана Грозного в Кремле и особняков центральной части Москвы до храмовых сооружений в Кирилло–Белозерском монастыре.
— Несколько лет назад мы поняли, что нам, да и в России в целом, не хватает молодых мастеров, — рассказывает Юрий Беленький. — И мы создали учебно–ремесленный центр в городе Кириллове Вологодской области. Ребята там изучают исконные плотницкие приемы, старинные и современные инструменты, учат английский — у нас налажен обмен с норвежскими и шведскими студентами. Сейчас мы планируем обмен учащихся с Италией, есть идея создания международного центра.
Первые выпускники с дипломом "плотник–реставратор" и "столяр–реставратор" (с важным уточнением — "со знанием исторических технологий" ) уже работают на Вологодчине.
Но мастера такого профиля востребованы повсеместно — ведь даже в каменных замках, дворцах, соборах непременно использовалось дерево — это балки, лаги, панели, резные украшения, и все это надо поддерживать в порядке. А сколько еще деревянных домов в городах, сколько музеев под открытым небом — скансен, где такие мастера на вес золота. В мире много людей, которые пишут о реставрации, а тех, кто делает — мало. В России они вообще на перечет. На Руси издревле существовала преемственность мастеров "деревянного дела" — от отца к сыну. В основном это были люди из сельской местности. Но к началу 80–х годов прошлого века, когда начался массовый исход крестьянской молодежи в города, эта семейная профессия была утрачена.
— Мы стремимся набрать ребят не только из России, но из других стран, — говорит Юрий Беленький. — Есть идея сделать показательную совместную работу — для тех, кому интересно наше ремесло. На территории Кирилло–Белозерского монастыря стоит совсем маленькая ветхая часовенка, которую можно восстановить буквально за месяц — при наличии проекта. Проект мы берем на себя, согласие монастыря и губернатора получено. Под руководством наших специалистов желающие могут попробовать себя в плотницком деле. И может быть, для кого–то из молодых людей это станет импульсом для выбора жизненного пути.
Профессионалов из "Карэнси" отличает системно–стратегический подход к своему делу. К ним приезжают учиться мастера из Норвегии, Швеции, Америки. Потому что памятники деревянной сельской архитектуры России значительно большей сложности. Как говориться, чтобы стать чемпионом мира по боксу, надо все–таки сразится с чемпионом мира.
Но зато в этих странах, а также в Японии, Китае, деревянное наследие берегут как зеницу ока.
— Возьмем для примера Скандинавию, — говорит Юрий Шургин. — Есть такая международная программа "Развитие культуры стран и региона Баренцова моря". Россия тоже участвует в ней. Но что делают скандинавы? В прибрежных селениях и городах они ищут все, что имеет хоть какую–то этнографическую, фольклорную, природную ценность. В одном месте родилась какая–то известная сказка или легенда, в другом есть камень, похожий на мамонта, и пр. Составляются программы, аннотации — разворачивается культурно–информационная пропаганда. Это программы общенациональные или даже межнациональные. С этого уровня идут средства. Второй уровень инвестирования — региональный, затем муниципальный. В подобных программах есть место всем этим источникам. Деньги вкладываются и в социальную инфраструктуру, чтобы сделать каждый уголок привлекательным для туристов. Уже в 70–е годы в Норвегии и Швеции экспозиций под открытым небом насчитывалось, соответственно, 319 и 231. В 15–20 раз больше чем в России. А к XXI веку их количество еще возросло.
К сожалению, в прибрежных райнах России нет ни подобных программ, ни финансовых источников. Вот и стоит где–нибудь на Вологодчине посреди безлюдного поля забытая церковь 16–го века с 30–метровой иглой шатра — одна искра и нет чуда. А ведь это материальный памятник беспримерному по мужеству и напору освоению русскими людьми огромных территорий в экстремальных условиях. Вехи экспансии русской цивилизации в дикие суровые края — уцелевшие монастыри и деревянные церкви, абсолютно самобытные, не похожие ни на что. И вот теперь эта тысячелетняя история затухает.
— К нашей выставке всюду, где она побывала, мы почувствовали интерес рядовых зрителей, продолжает Игорь Шургин. — Но не выше.— Говорить о "культурном сдвиге" с массовом сознании россиян и на уровне власти не приходится. Думаю, это вина СМИ, которые кормят публику "жареным" и совершенно игнорирует фундаментальные явления национальной культуры. А ведь без понимание того, какими сокровищами одарили нас наши гордые предки–славяне, не будет у россиян чувства национальной гордости. Удастся ли нам когда–нибудь преодолеть эту индиферентность?
— Это выставка не случайная, — поддержал коллегу Юрий Беленький. — Это акция, задача которой разбудить общественный интерес к проблеме. Мы ищем национальную идею — а она вот, лежит рядом: спасти свое национально–культурное богатство и — мировое достояние.
__________________________
© Севидова Наталья Александровна Последние утраты:
Летом 1997 года в Архангельской области сгорел архитектурный ансамбль XVII — XIX веков в селе Верхняя Мудьюга (Верховье). Почти сразу после окончания консервационных работ во время грозы сгорели одна за другой в течении двух часов Входоиерусалимская (XVII в.) и Тихвинская (XIX в.) церкви вместе с колокольней (XVIII в.).
В сентябре 2000 г. от замыкания электропроводки сгорела церковь Богоявления (XVII –XVIII вв.) при Новоиерусалимском монастыре под Москвой
В Якутске в 2002 году сгорела башня острога (1683г.)
В Костроме в тот же год — Спасо–Преображенская церковь (1713 г.) из села Спас–Вежи
В Нижнем Новгороде в тот же год сгорела церковь Покрова Богоматери (1731 г.) из села Старые Ключищи
В августе 2003 года рухнул многоярусный храм Рождества Богородицы (1783 г.) в селе Поповка (Каликино) Вологодской области
